Только теперь мой мозг опознал то, что сразу заметило подсознание: светло-коричневая груда на потемневшем песке оказалась изломанными детскими телами, причём трое грудничков были насажены на один, наскоро обструганный кол, как мясо на шашлык. Отдельной кучей лежали женские трупы — судя по следам, их стащили вместе, всех четверых. Точнее, оттащили от двух мужских трупов, как и большая часть обряженных в когда-то белые, а сейчас грязно-серые парусиновые рубахи и штаны. Так были одеты все, кроме их, видимо, командира. Чуть в стороне остались ещё живые женщины… Пока живые. Одна уже умирала — заостренный кол пригвоздил её к песку.
Я смотрел на их лица, на их стянутые нашими же шёлковыми скрутками тела, на то, что осталось от лиц после ударов прикладами и ногами — смотрел, казалось, вечно, но вряд ли минуло и мгновение. Смотрел и не узнавал ни одной. Но вдруг понял, что та, с залитым кровью лицом, — это Лима, моя Лима! И отчуждение рассыпалось осколками, как чашка китайского фарфора разлетается вдребезги от удара о камень.
— Эль, аптечку из дома, быстро! Нашу, ту! — Я перехватил вздрагивающую крупной неровной дрожью руку Марсо, подобравшего трофейную широкую саблю (такая, кажется, называется абордажной) и подошедшего прервать мучения своей жены. — Мы её спасём. Я её вытащу!
— Рана смертельная, — уведомил меня подошедший Гуурака. — Ни разу не видел мага, способного исцелить такое. Только мучить будешь её.
— Я сказал — сделаю! — рявкнул я.
С этими людьми я ранее никогда не позволял повышать себе голос — чревато, знаете ли. Однажды, ещё на палубе лоды, Грегори что-то такое ляпнул бывшему офицеру, и мужики, не чинясь, прямо на палубе выяснили отношения. Матросы и «джамшуты» образовали круг… В общем, не только улучшилась вентиляция в зубах у обоих. И если бы не лошадиное здоровье и скалообразное телосложение фермера, Мора его бы просто прикончил прямо там. А так оба свалились одновременно и вечером пили вместе, игнорируя боль в разбитых лицах и сломанных рёбрах. А мне в первый раз пришлось фиксировать перелом руки под одобрительные смешки пациента, опыта у которого в накладывании шин было куда больше…
Видимо, что-то такое было в моём окрике: от меня отстали, и следующие десять минут я только бинтовал, втирал обезболивающее и, лично разжёвывая кусочки всё той же рационной ягоды, вкладывал в рот пациентками и заставлял глотать. Эльфийский походный паёк, видно, содержал в себе нечто схожее по эффекту с земными антибиотиками. Ну почему, почему я не учился на врача? Насколько сейчас всё было бы проще! С другой стороны, местные медикусы таковы, что даже мои навыки «видел по телевизору» и «рассказали на курсах первой помощи для страйкболистов» (опять, как ни странно, спасибо Святославу) тут котировались. Ну и руку уже набил на эмиратовцах.
Эль в это время расположила на ране смертельно раненной полосатый шар-донор, утащенный в числе прочего с форпоста…
— Надо уходить… — Эта фраза оторвала меня от осмотра обработанных на скорую руку пациенток: ничего не пропустил?
Лиме пришлось перебинтовать голову по глазницам, не разбираясь, что там с глазными яблоками: похоже, её полоснули лезвием по лицу. После мази и стимуляторов троих даже можно было заставить идти самих, Эль помогла мне с путами. — И чем скорее — тем лучше. Взять минимум самого ценного и…
— И куда? — Голос обычно бодрого Плуга был… потухшим. — Тут негде спрятаться: острова крохотные, вокруг море.
— Не важно куда, главное — отсюда убраться, — рубанул рукой воздух Стерх. — Или хочешь прямо сейчас кончить, как…
Лейт оборвал сам себя, мазнув взглядом по трупам своих и чужих детей, умерщвлённых с дикой жестокостью прямо перед оставшимися в живых женщинами.
— Я их встречу и положу сколько смогу! — практически прорычал Марсо. То, что я принял за отчаяние и ступор, оказалось дикой яростью, которую фермер из последних сил держал в себе, стараясь не выплеснуть на окружающих. — Мои девочки… мои детки…
— Одна из них жива, не хочешь позаботиться сначала о ней, прежде чем умирать?
— Если укрыться на пятом острове, нас не скоро смогут выкурить из-за ядовитой изгороди, — подал я голос. — Женщины все выживут. Раны оставят след, безусловно, но…
— Хорошо. Но… мы оставим всех здесь… Так? — Из Грегори будто воздух выпустили.
— Плуг, хочешь кончить, как они? Нет, в десять, в сто раз хуже! — Бывший лейтенант тоже был разъярён, но это была другая, рациональная злость. — Я же тебе сказал: это наша… это имперская морская пехота. Выродки. Нелюди. Половина вынута из петли и взята на флот, вторая половина успела попасть на контактный пункт раньше, чем их прирезали дружки или стражи. А теперь посмотри ещё раз на их оружие, ты, болван! С таким ты хочешь сражаться? Не знаю, кто тот демон тьмы, что их вооружил, но они теперь опаснее в сто раз. И, как я тебе твержу, отделение у них — шесть десятков рыл на борт. Тут корабль, который их ссадил! Имперский боевой корабль! И ещё сорок девять ублюдков на Центральном. И как только они поймут, что их дружки мертвы, то все пойдут за нами!
— Жену Плуга… Лайлу надо нести на носилках, остальные могут двигаться… пока, — опять вмешался я, заставляя женщин подняться. — У кромки прибоя должна быть шлюпка. Этих — по воде, будет быстрее. А что не так с оружием? — Кажется, я много пропустил.
— Гляди. Сам разберёшься… натурфилософ? — Вместо ответа, мне кинули в руки… винтовку. Точнее, укороченный карабин, и отличался он от фитильных мушкетонов, как небо от земли.